Быть там, где нужен: врач Илья Головин о гуманитарных миссиях

Уроженец Воронежской области, кандидат медицинских наук Илья Головин около 20 лет работал за рубежом, выполняя гуманитарные задачи. Илья Алексеевич рассказал о специфике работы врачебных добровольческих организаций и о различиях в подходах к оказанию медицинских услуг на Западе и в России.

— Илья Алексеевич, с какого года вы начали трудовую деятельность и где именно?

— Я закончил интернатуру ВГМА в 1993 году, затем работал анестезиологом в роддоме № 3. С 1995 года работал в блоке интенсивной терапии и реанимации нейрохирургического отделения Воронежской областной больницы. В 2002 году окончил клиническую ординатуру по анестезиологии и реаниматологии. Через год перешел в Московский филиал компании «Интернешнл СОС», где был принят на работу в качестве врача-интенсивиста. В 2006 году уехал по контракту с ООН как анестезиолог в Южно-Африканскую республику – здесь работал в провинции Лимпопо до 2009 года. После успешной сдачи экзаменов, проводимых Медицинским Советом Южно-Африканской республики (основной квалификационный орган по британскому образцу, выдающий лицензии на медицинскую практику) начал работать в секторе государственного здравоохранения в госпитале второго уровня (аналог нашей центральной районной больницы) провинции Мпумаланга.

Помимо ежедневной работы анестезиологом в операционной, во время дежурств в качестве дополнительной нагрузки приходилось реагировать на вызовы не только в хирургические отделения, то и в отделение внутренних болезней, отделение педиатрии и нередко в срочное приемное отделение – словом, приходилось читать профессиональную литературу практические каждый день со сдачей бесконечных экзаменов по срочной помощи, без чего не только врачи, но и профессиональные медсестры не допускаются к работе с пациентами.

С 2011 по 2015 с качестве дополнительной нагрузки ко всему прочему заведовал отделением реанимации. В 2016 году был принят Университетом Претории в резидентуру по специальности «Семейная медицина», после чего в 2020 году получил степень магистра медицины и членство в Коллегии Семейных врачей Южно-Африканской республики (FCFP SA).

Мне даже посчастливилось поработать судовым врачом на круизном лайнере. К сожалению, пришлось вернуться обратно в силу начавшейся пандемии, когда все круизы были приостановлены.

С 2021 года и по настоящее время вновь работаю в компании «Интернешнл СОС» на Ближнем Востоке. Я бы хотел особо подчеркнуть, что мое становление как врача-специалиста произошло только в ЮАР, за что я искренне благодарен своим коллегам и профессорам. Без моего южноафриканского опыта и обучения в этой стране я бы просто не смог работать в «Интернешнл СОС» в силу крайне высоких требований, которые эта компания предъявляет при приеме врачей на работу.

— Кто к вам приходит на прием?

— Моими пациентами являются граждане Евросоюза, Австралии, выходцы из Северной Америки и небедных арабских стран – то есть люди, которые весьма избалованы качественным медицинским сервисом. Иначе говоря, такие пациенты хотят получить исчерпывающую информацию по своей проблеме и правильно назначенную терапию. Они даже мысли не допускают, что доктор может чего-то не знать. Приходя к врачу общей практики, такие пациенты ожидают совет уровня узкого специалиста по своей проблеме, какой бы сложной она не была.

Кроме того, мне вменяется в обязанность оказание и любого уровня экстренной помощи в случае такой необходимости. Часто бывает так, что я – один-единственный доктор из всего медицинского персонала клиники, поскольку компании оказывает медицинские услуги производственным компаниям, работающим в удаленных уголках мира.

— Анестезиологии вы отдали 25 лет. Почему вы выбрали эту специальность?

— По своему складу характера я скорее технарь, чем гуманитарий, и работа с различными техническими устройствами мне была намного ближе, чем прочие «дисциплины. В анестезиологии и интенсивной терапии применяется колоссальное количество всевозможных устройств, поэтому хорошие знания математики, физики, химии, помимо общемедицинских предметов, являются ключевыми для профессионально подготовленного специалиста. Кроме всего прочего, грамотный анестезиолог отвечает на поддержание жизненно важных функций пациента, находящегося на столе в операционной, где нередко тяжесть состояния больного может приближаться к критической и часто резко меняется. Таким образом, принятие правильного решения осуществляется в условиях резкого дефицита времени, а любая ошибка доктора может оказаться для пациента фатальной. В этом отношении работа в отделении реанимации даже несколько проще: лимит времени на принятие решения не настолько жесткий. При этом все решения должны быть логичны и понятны для коллег, если возникнет необходимость объяснить свои действия и обосновать принятые решения.

Мне удалось успешно сдать нелегкие экзамены на Европейский диплом по анестезиологии и интенсивной терапии, который проводится Европейским Обществом Анестезиологов и Интенсивистов, а также на диплом по анестезиологии в ЮАР, который проводит Южно-Африканская Коллегия Анестезиологов, что оказалось, на удивление, значительно сложнее Европейского диплома. Следует упомянуть, что каждый полученный диплом не является только лишь некоторого рода «почетной грамотой», которой можно только любоваться. Напротив, каждый серьезный сертификат, диплом или степень достается не просто так, а исключительно большими усилиями, и значительно расширяет возможности доктора. Так, например, Европейский диплом по анестезиологии является одним из важнейших критериев по трудоустройству по соответствующей специальности в Евросоюзе, а диплом по анестезиологии ЮАР позволяет доктору работать анестезиологом в частных госпиталях.

Кроме того, я – кандидат медицинских наук РФ после успешно проведенного исследования в области интенсивной терапии, что является эквивалентом степени доктора наук для ЮАР и Канады.

— Зачем профессиональному анестезиологу со значительным опытом работы менять профиль занятий и становиться семейным доктором?

— Работа анестезиолога сопряжена с громадными психоэмоциональными нагрузками, что приводит к целому ряду серьезных заболеваний, связанных с профессиональной деятельностью. Собственно говоря, это справедливо и для прочих специальностей, связанных с оказанием срочной и экстренной помощи. Так, по статистике, полученной в США, средняя продолжительность жизни анестезиолога составляет немногим более 40 лет. Кроме того, мне всегда хотелось, чтобы мои профессиональный опыт и знания были использованы во благо своим соотечественникам, а в этом случае наилучшим вариантом стала бы работа в качестве частнопрактикующего врача общей практики, чему специализация в области семейной медицины соответствует наилучшим образом.

Согласно статистическим данным, семейный доктор после обучения в резидентуре способен решать порядка 90% самых различных проблем у своих пациентов любого возраста без направления к узким специалистам. А если же такая необходимость и возникнет, то семейный доктор выступает в роли своего рода координатора, особенно в тех случаях, когда в процесс лечения вовлечено несколько узких специалистов, что самым благоприятным образом сказывается на его результатах.

— Этой специальности также пришлось долго учиться?

—Удивительно, но у большинства наших соотечественников термин вызывает лишь недоуменное пожатие плечами: «А это еще что такое?» На самом деле это специальность предусматривает знание всех наиболее значимых сфер медицины. Для того, чтобы стать семейным доктором в Южно-Африканской республике, необходимо выиграть строгий конкурс и окончить полноценную четырехлетнюю резидентуру, где в программу обучения включены следующие клинические циклы: хирургия, ортопедия, педиатрия, психиатрия, анестезиология, неотложная медицина, акушерство и гинекология, внутренние болезни, инфекционные болезни, дерматология, офтальмология, ларингология – словом, абсолютно все, что входит в понятие «медицина».

Пожалуй, для меня лично наиболее сложной была ротация в акушерстве, поскольку помимо умения вести роды консервативно, каждый резидент во время обучения обязан самостоятельно провести минимум 10 кесаревых сечений, что для профессионального анестезиолога является делом достаточно затруднительным. Причем, действует весьма эффективный принцип: «Не можешь – научим, а не хочешь – учиться никто не заставляет, можно покинуть программу в любой момент». Так что пришлось учиться еще и оперировать.

Кроме того, в обязательном порядке программа предусматривает обязательное чтение лекций и проведение семинаров для студентов-медиков, обучение принципам проведения научных исследований, принципам написания и критического анализа научных публикаций, не забывая об обучении принципам административной работы, поскольку семейный доктор очень часто в дальнейшем занимает должность клинического менеджера крупного госпиталя.

После окончания достаточно напряженных четырех лет обучения резиденту предстоит сдать пять очень нелегких финальных экзамена: 3 письменных и 2 устных, причем, к устным экзаменам допускаются только те кандидаты, кто успешно сдал письменные. В конечном итоге эти экзамены успешно сдает достаточно скромное количество кандидатов. В целом по стране в 2019 году всего лишь 17% докторов сдали финальные экзамены по окончании резидентуры по семейной медицине, и только двое из 22 резидентов из нашей группы в университете Претории. С гордостью хотелось бы отметить, что мое имя вошло в это число. Объем информации, который необходимо было освоить, был колоссален: мне пришлось начинать подготовку в финальным экзаменам за два года до из начала, иначе просто было не успеть из-за очень жестких условий: пересдача финальных экзаменов возможна лишь один раз в полгода, а если не получается успешно их сдать в течение 4 лет, то требуется заново поступать и учиться вновь полных 4 года. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что, будучи иностранцем, у меня будет только один единственный шанс эти экзамены сдать. Большего в силу целого ряда обстоятельств я позволить себе просто не мог.

Однако, и финальные экзамены – это далеко не все. Они составляют только часть А выпускного блока, а часть Б предусматривает написание диссертации по теме научного исследования, которое каждый резидент обязан завершить в процессе своего обучения. Мне пришлось переписывать свою диссертацию трижды, прежде чем внешний экзаменатор, университетский профессор из Блумфонтейна, написал положительную рецензию, где указал что моя работа соответствует всем заявленным требованиям. Только после сдачи обеих частей выпускного блока, всех финальных экзаменов и диссертации, резидент официально становится специалистом и получает степень магистра медицины и членство в Коллегии Семейных врачей Южно-Африканской республики.

Медицинское образование в ЮАР является точной калькой британской системы подготовки специалистов в ее самом жестком классическом варианте. В настоящее время стать врачом-специалистом в Соединенном Королевстве или Евросоюзе проще, чем в Южно-Африканской республике из-за высоких квалификационных требований в этой стране.

— Почему вы приняли решение стать участником гуманитарных миссий?

— Для меня всегда было очевидно, что медицина относится к самым древнейшим профессиям: как только отгремела первая в человеческой истории война, тогда и появилась медицина, поскольку возникла необходимость облегчить страдания раненым. Гуманитарная работа, а именно, оказание помощи пострадавшим в результате боевых действий всегда представляла для меня лично большой интерес. Поверьте, все это далеко не так просто, как кажется: предпринимались многократные безуспешные попытки подать заявку на участие в миссиях в те или иные гуманитарные организации, пока мне не выпал редкий шанс – Международный Комитет Красного Креста (МККК) в 2002 предложил трехмесячную миссию в качестве анестезиолога в своем госпитале в Кении, в местечке под названием Локичоккио на самой границе с Южным Суданом, где в то время продолжался затяжной конфликт между северной и южной частями страны. Тогда я и приобрел свой самый первый опыт оказания экстренной помощи военным и гражданским лицам, пострадавшим в результате боевых действий.

В дальнейшем была миссия в качестве анестезиолога в составе парижского филиала «Врачей мира» в Кот-д-Ивуар в 2003 году, где также имел место многолетний военный конфликт между северной и южной частями когда-то достаточно развитой и процветающей страны. Далее – две миссии МККК в 2004 году в Кении и в 2009 году в Пешаваре (Пакистан), где мы лечили бывших афганских моджахедов, поскольку Пакистан им отказывал в помощи. Именно в Пешаваре мне довелось своими глазами увидеть последствия поражения кассетными боеприпасами, применяемых с помощью дронов, когда у пациента имеется сочетание проникающих ранений живота, грудной клетки и полости черепа вместе с более чем 40 ранениями мягких тканей, а сама операция длится до 8 часов, где пациент находится все это время в состоянии шока из-за запредельной кровопотери, сепсиса, а давление поддерживается постоянным капельным введением адреналина с крайне неблагоприятным прогнозом. Затем была гуманитарная миссия уже под эгидой ООН с 2006 по 2009 годы вновь в качестве анестезиолога, но уже в ЮАР. Миссия имела своей целью улучшение оказания медицинской помощи для жителей отдаленных аграрных районов страны.

— Чем Красный Крест отличается от прочих добровольческих организаций?

— МККК обладает наиболее солидным опытом организации оказания помощи во время военных конфликтов, и делает это наиболее эффективно. К примеру, когда приходил борт с четырьмя десятками раненых, дежурной бригаде в составе двух хирургов, одного анестезиолога и операционной сестры хватало трех часов на проведение медицинской сортировки и оказание неотложной помощи. Затем были готовы принять еще столько же пострадавших.

Кроме того, МККК уделяет особое внимание безопасности медиков. Во-первых, Красный Крест всегда располагает госпитали хотя и в относительной близости от боевых действий, но обязательно в нейтральной зоне для минимизации риска для своих сотрудников. Во-вторых, сам госпиталь и места проживания персонала защищены высокими стенами по всему периметру и патрулируются вооруженной охраной. В-третьих, все участники миссии Красного Креста обязательно проходят специальный инструктаж по правилам безопасности под роспись, а при нарушении этих правил сотрудник безжалостно отправляется восвояси домой, невзирая на национальность и занимаемую должность. Так что, в целом, во время миссий Красного Креста персонал чувствует себя защищенным.

История Красного Креста неразрывно связана с именем швейцарского предпринимателя Анри Дюнана. В 1859 году он волей обстоятельств оказался свидетелем кровавой битвы при Сольферино на севере Италии. Всего в этом сражении погибло и было ранено более сорока тысяч человек. Пораженный увиденным, Дюнан, будучи гуманистом по своему мировоззрению, собрал местных жителей для оказания добровольной помощи раненым независимо от их принадлежности к той или иной воюющей стороне. Вернувшись в Швейцарию, Дюнан написал и издал на собственные деньги книгу «Воспоминание о битве при Сольферино». В ней он воспроизвел страшные картины, запечатлевшиеся в его памяти: груды раненых и убитых лошадей вперемежку с людьми, стоны и плач. Разослав книгу друзьям, известным политикам и военным, он предложил создать общество по оказанию помощи раненым на поле боя. Эта идея получила большой общественный резонанс и была воплощена в жизнь 17 февраля 1863 года, когда был образован Международный Комитет помощи раненым. Позже он был переименован в Международный Комитет Красного Креста. При поддержке и по инициативе Швейцарии в Женеве в 1864 году состоялась Дипломатическая конференция, на которой представители 16 государств приняли Женевскую конвенцию об улучшении участи раненых и больных воинов во время сухопутной войны, положившую начало современному Международному гуманитарному праву (МГП). В России 15 мая 1867 года Императором был утвержден Устав Общества попечения о больных и раненых воинах. Позднее, в 1879 году оно было переименовано в Российское общество Красного Креста.

— С какими сложностями сталкиваются врачи при выполнении гуманитарных миссий?

— Уровень нагрузки на персонал весьма высок: медики работают каждый день с утра до вечера, выполняя плановые операции, а затем каждую ночь дежурят. Таким образом, в буквальном смысле приходилось находиться на работе 24 часа и 7 дней в неделю. МККК в этом отношении исключением не является. Так что выдержать такой темп работы далеко не просто. Обычно Красный Крест, если это физически возможно, старается организовать две врачебные бригады, чтобы дать людям возможность спать хотя бы каждую вторую ночь. Однако в случае массового поступления пациентов одновременно работают обе бригады. Были случаи, когда кое-кто из коллег не выдерживал и просил отправить домой до истечения сроков миссии.

К дополнительным сложностям следует отнести практически полное отсутствие аппаратного и лабораторного обеспечения, когда приходится полагаться только на свои клинические знания и опыт.

— Какой случай из практики особенно запомнился?

— К сожалению, наиболее интересные случаи из практики связаны с очень тяжелым состоянием пациента и обычно заканчиваются трагически. Вспоминается, что по пятницам, когда в мусульманских странах выходной, автомобили Красного Креста старались в Пакистане объезжать мечети подальше, поскольку в то время нередко там гремели взрывы, которые уносили много жизней совершенно невинных людей. Помню, как в один из вечеров нашу дежурную бригаду срочно вызвали в госпиталь, куда доставили пятерых местных мальчишек с оторванными конечностями и ожогами различной степени тяжести. Когда стали выяснять, что произошло, то оказалось, что подростки играли в футбол мячом, который где-то нашли, куда было запрятано безоболочное взрывное устройство. Пострадавших было гораздо больше: остальных скорая помощь эвакуировала в университетский госпиталь неподалеку.

Совершенно чудовищный случай произошел в другом густонаселенном городе Пакистана, в Лахоре, в то время, когда я находился там в миссии Красного Креста. Во время детского праздника в парке, где гуляли только женщины и дети, был взорван грузовик, начиненный взрывчаткой. По информации из прессы, было по меньшей мере две сотни погибших и около трехсот раненых. Миссии Красного Креста этот чудовищный теракт не коснулся: Лахор достаточно далеко от Пешавара. Тем не менее, могу себе хорошо представить то, что там творилось. Кстати, никто так и не взял на себя ответственность за это злодеяние.

— Чем система здравоохранения РФ принципиально отличается от сложившейся в странах Запада?

—В западных странах медицина давно превратилась в процветающий бизнес с многомиллиардными оборотами. Таким образом, изначально этически оправданные отношения врача и пациента трансформировались в отношения поставщиков медицинского сервиса и их клиентов. Следовательно, каждый пациент, кто приходит на прием к врачу, рассматривается скорее в качестве потенциального источника дохода, который необходимо выжать по максимуму. При этом финансовые возможности каждого конкретного пациента мало кого интересуют. Спасением является наличие медицинской страховки, поскольку любая мало-мальски серьезная проблема со здоровьем превращает человека и его семью в буквальном смысле в бездомных. Однако страховки разнятся по своей категории в зависимости от стоимости и могут не покрыть ту или иную процедуру. А если это так, то за нее придется заплатить из собственного кармана. Есть такое выражение – «счет-сюрприз». Этот «сюрприз» может быть предъявлен при выписке из госпиталя даже счастливым обладателям медицинских страховок, поскольку госпиталь не обязан информировать пациента о стоимости и необходимости проведения абсолютно всех проводимых процедур, что может вылиться в весьма круглую сумму. В случае, если пациент не способен оплатить свои медицинские счета, дело автоматически передается в суд со всеми вытекающими последствиями: судебные приставы могут запросто отобрать единственное жилье.

Для иллюстрации приведу пару цифр: один день пребывания в отделении реанимации обходится в 50 тысяч долларов, а около 70% личных банкротств в США происходит из-за невозможности оплатить медицинские счета. Кроме того, среднее время ожидания в очереди на прием к узкому специалисту составляет 2 – 3 месяца. Такие привычные для нас вещи, как вызов врача на дом, в западном мире отсутствуют в принципе.

В Евросоюзе в силу относительно небольших расстояний и намного большей по сравнению с США социальной защищенностью граждан ситуация в здравоохранении выглядит гораздо гуманнее. Тем не менее, очереди на прием к врачам даже общей практики составляют те же 2 – 3 месяца. К примеру, в Великобритании существует Национальная Система Здравоохранения, которая позволяет гражданам получить любую помощь бесплатно по системе медицинского страхования. Однако, очередь к врачам растягивается на месяцы. Если же кто-то в очереди ждать не хочет, то этот пациент может получить необходимую помощь в частном медицинском секторе практически немедленно, если готов заплатить. При этом пациент может попасть на частный прием к тому же самому доктору, кто работает в бесплатной государственной клинике.

Безусловно, к сильным сторонам западной системы здравоохранения относится их оснащение по последнему слову техники и укомплектованность безо всякого преувеличения высоко квалифицированным персоналом. Однако, в первую очередь эта система предназначена для оказания помощи весьма и весьма обеспеченным людям в достаточно ограниченном их количестве (прежде всего это относится к США). Малообеспеченным людям высококвалифицированная помощь недоступна в принципе.

Таким образом, западная система здравоохранения добивается превосходных результатов в лечении ограниченного контингента платежеспособных пациентов. При этом она абсолютно неспособна справляться с массовым поступлением больных, что было продемонстрировано во время пика пандемии коронавируса.

Напротив, к преимуществам советской, а потом уже российской системы здравоохранения относится способность адаптироваться к массовым поступлениям пациентов за достаточно ограниченный промежуток времени, а также ее всеобщая доступность, гарантированная конституцией. Нет никаких многомесячных очередей к узким специалистам, а, если очень уж «подгорает», то в частном секторе можно получить консультацию в этот же день.

К сожалению, многое еще следует сделать в отношении подготовки медицинского персонала для оказания экстренной помощи. К примеру, в ЮАР без действующего сертификата по неотложной помощи не только врачи, но и профессиональные медсестры не допускаются к работе с пациентами. А ресертификация происходит каждые 2 года после посещения соответствующих курсов.

— Что нужно изменить в системе здравоохранения РФ для повышения ее эффективности?

— В первую очередь, необходимо повысить квалификацию медицинского персонала. Для достижения этой цели важно повышать уровень требований к клинической подготовке врачей и медсестер. Так, например, отсев студентов медицинских факультетов в ЮАР достигает 60% от всего количества первокурсников, что считается вполне допустимым, принимая во внимание все возможные последствия от действий недоучек.

В отношении подготовки специалистов требования выставляются еще жестче: не более трети резидентов-хирургов сдают финальные экзамены с первой попытки, и никто из руководства университетов не переживает по этому поводу. Для подготовки квалифицированного медицинского персонала также серьезное значение имеет уровень преподавательского состава университетов. При этом научные степени и профессиональный опыт – это два абсолютно не связанных друг с другом аспекта деятельности. К примеру, профессор-южноафриканец – это не только исследователь с огромным количеством научных публикаций, но и, в первую очередь, блестящий клиницист, кто постоянно вовлечен в ежедневную лечебную работу. Кроме того, подавляющее большинство южноафриканской профессуры – это очень доступные люди, всегда готовые ответить на любой вопрос своего коллеги и без всяких колебаний протягивающие собеседнику визитку со своими контактами, предлагая обращаться к ним за консультацией в любое время. Их опыт общения стоит перенять.